Начну эти заметки вроде бы с сугубо личного наблюдения, которым поделился Мустай Карим: «Расул Гамзатов умеет улыбаться, смеяться, хохотать. Но он никогда не хихикает. Кто умеет по-настоящему смеяться, тот долго живет». Зоркий взгляд друга-товарища выхватил, может быть, не главную черту характера аварского поэта, но, согласитесь, неожиданную и точную. Более того, не в такой ли полноте проявлений чувств и эмоций, в естестве их выражения сокрыта тайна и его поэзии, то неуловимое «нечто», которое и делает рифмованные строки искусством? Не будь такого личностного акцента, нам было бы намного труднее почувствовать обаяние гамзатовского стиха, настроиться на его восприятие, расшифровать его смысл. «Дрова как будто бы сухи, да не играет печка...»
Пламень истинного таланта возгорается только там, где невозможно разделить, разъять личность поэта и его творчество. И не только потому, что в его стихах звучит часто повторяемое «я». В конце концов, в критике уже давно утвердился термин «лирический герой», хотя не в правилах Гамзатова прятаться за чью-либо спину. Сплав этот рождается от иного — от удивительно гармоничного слияния с народным началом, но не растворения в нем, не исчезновения бесследно, а проявления в своем наивысшем качестве — в роли выразителя дум и чаяний современников.
Поэтому личность крупного поэта должна быть масштабной, самобытной, неоднозначной. Так же как и его поэзия. К ней критики примеривали разные титулы, здесь и «поэтическая держава», и «горная цепь», и «целая вселенная»... Дело не в этом исследовательском гиперболизме, он имеет право на существование при анализе творчества поэта неординарного, уникального в своем роде. Но наш вопрос, думается, решается по-иному: нужны ли такие «громокипящие» определения поэзии, которая при внимательном рассмотрении является самой что ни на есть человечнейшей, глубоко ранимой, с чуть заметным грустноватым оттенком, выдающим умный взгляд и мудрый ум?
Шапку сняв на пороге родном,
Я стряхнул седину непогоды.
И клубятся снега за окном.
Словно годы. Мустай. словно годы.
(Перевод Я. Козловского)
Годы в жизни Расула Гамзатова прошли немалые, и они оставили след не только в его книгах, но и в памяти его друзей.
«Много лет назад, в старой, обветшалой крепости Хунзах, выдающийся дагестанский поэт Гамзат Цадаса во время дружеской беседы сказал: «Есть одна у меня мечта. Если бы она исполнилась, я был бы счастлив. Моему сыну Расулу десять лет. Я исполнил в жизни все, что хотел. Я достиг знаний, с детства писал стихи... А кто будет мне наследником? Конечно, поэт других времен. Я хочу, чтобы этим поэтом был мой сын, мой маленький Расул».
«Когда я впервые познакомился с Расулом,— в то время ему исполнилось 19 лет.— был поражен его неуемной энергией. Он был молод в прямом смысле этого слова... Вся его натура была полнейшим воплощением молодости, силы, энергии».
«С Расулом Гамзатовым я впервые познакомился... Наверное, тогда, когда он только что окончил Литературный институт имени М. Горького в Москве. Спокойный, уравновешенный — таким мне показался он с первого взгляда, но очень скоро я убедился, что первое впечатление обманчиво. Я увидел другого Гамзатова — с диаметрально противоположным характером. Вечно взволнованный, непоседа — именно таким был (и всегда должен быть) Расул Гамзатов. Я не могу сейчас его представить иным так же, как не могу представить иной горную реку Андийское Койсу».
«Я очень ясно помню коридоры и кабинеты Центрального Комитета комсомола, отданные нам — нашему Первому совещанию молодых писателей. Помню талый истоптанный снег за окнами и сосульки на крыше Политехнического музея, и тебя тоже помню, молодого, черноволосого, стеснительного, краснеющего от внутреннего смущения, что тебя твой трудный русский разговор не понимают. И было трогательно и смешно смотреть, как от усердия сказать точную фразу на твоем лбу, на надбровных дугах и висках выступали маленькие капельки пота. Но мы понимали тебя отлично. И ты понимал нас тоже хорошо. Понимал и Луконина, и Орлова, и Мустая Карима, и Платона Воронько. Мы были люди одного времени. Одной трагедии и одного восторга».
«Мы подружились как-то незаметно для самих себя, естественно. Не помню, кто и как познакомил нас. Часто тогда бывали вместе — Александр Твардовский, Ярослав Смеляков, Кайсын Кулиев, Аркадий Кулешов, Мустай Карим».
Череда лет, врезавшиеся в душу воспоминания... Николай Тихонов, Камиль Султанов, Ираклий Абашидзе, Михаил Дудин, Михаил Луконин.
Когда-то стихи мы друг другу
Читали в пылу молодом,
И строфы ходили по кругу.
Как будто бы чаша с вином.
(Перевод Я. Козловского)
Но пропал ли с годами этот пыл, угас ли огонь? Читая только что вышедшее в издательстве «Художественная литература» Собрание сочинений Расула Гамзатова в пяти томах, видишь, что молодость для поэта — понятие не временное, а поэтически необходимое. От своей первой книги «Земля моя» (1948) до сборников недавних лет «Последняя цена», «Остров Женщин», вышедших на рубеже последнего десятилетия, он сохранил в себе ту же истовость, то же горение, тот же напор, что так отличают его прекрасную поэзию. Он уже сумел многое сказать и о своей родине, воспетой им с небывалой доселе в литературе многосторонностью, и о своем времени, выраженном им с огромной лирической дерзостью, страстной гражданственностью, и о самом себе. «Листаю книги: «Песни гор», «Год моего рождения», «В горах мое сердце», «Горянка». В них я написал о том, что по наследству мне досталось от родного края,— я пел его песни, рассказывал его легенды, старался рассказать, где я родился, куда и с какой целью иду... Молодостью моей поэзии (если она была или есть) я считаю книги: «Высокие звезды», «И звезда с звездою говорит», «Мулатка», «Граница»... В этих книгах я писал уже о том, что я приобрел, а не получил по наследству. Эти книги — результат моих дорог, находок, утрат, встреч и разлук. Это мои «Журавли» и «Берегите друзей», это мои континенты и мои звезды... Второе детство моей поэзии — это мое возвращение, мое свидание взрослого человека со своей колыбельной заветной песней, это то, что мне удалось сберечь из доставшегося наследства, и то, что я сам приобрел. Это мои книги: «Четки лет», «Две шали», «Письмена», «Мой Дагестан», то, что в последние годы я писал и еще пишу...
Как, читая эти строки, не вспомнить одно из афористических «Восьмистиший» поэта:
Книги, книги мои — это линии
Тех дорог, где робок и смел,
То шагал, поднимаясь, к вершине я.
То, споткнувшись, в ущелье летел.
Книги, книги — победы кровавые.
Разве знаешь, высоты беря:
Ты себя покрываешь славою
Или кровь проливаешь зря?
(Перевод Н. Гребнева)
В Гамзатове поражает какая-то разносторонняя щедрость: от крылатых шуток до трагических «Журавлей», от прозаической энциклопедии «Мой Дагестан» до афоризмов «надписи на кинжале», от умного литературоведческого слова об Эффенди Капиеве до блещущих улыбкой надписей на книгах для своих друзей...
Эта разносторонность, цельная по своей природе, удивляет и в его чисто общественной деятельности: поэт является депутатом Верховного Совета СССР б-го созыва, членом Президиума Верховного Совета СССР, членом Советского комитета солидарности стран Азии и Африки, с 1951 года возглавляет Союз писателей Дагестана, является секретарем правлений СП СССР и СП РСФСР. Он — Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР и РСФСР. И в ряду этих высоких наград он особо чтит скромную премию имени классика дагестанской литературы Батырая, врученную ему одним из колхозов автономной республики.
Дагестан, все, что люди мне дали,
Я по чести с тобой разделю,
Я свои ордена и медали
На вершины твои приколю.
(Перевод Н. Гребнева)
Иногда про Гамзатова говорят, что его дальнейший путь трудно предсказать: настолько поэт неожидан в каждой своей книге. Действительно, новизна его замыслов и того, что уже сделано им в поэзии, удивляют. Но все же нетрудно «вычленить» из его сочинений те темы, которые он развивает всю жизнь и на которых держится его поэзия. Это — вечные темы, на них «вертится Земля». Любовь, преданность Родине, уважение к старшим, преклонение перед женщиной, чувство неоплатного долга перед матерью, достойное продолжение дела отца... Каждый из нас может продолжить этот перечень, ибо он свят в каждом из нас, делает человека человеком. Но есть одна тема, один символ, без которого сегодня трудно представить Гамзатова как поэта. Это — чувство пройденного пути, те шестьдесят жизненных годов и почти пятьдесят лет как стихотворца. Срок немалый, уже не один перевал за плечами, не одна вершина под ногами... Своя дорога, свой путь... Идти им поэту и впредь!..